Зависит ли ощущение счастья от языка, на котором говорит человек? Если мнение, что да. Причем тут «розовые очки», какие языки «веселые», а какие «грустные» и почему именно в русском есть слово тоска?
Для непривычного уха повседневная немецкая речь будто бы целиком состоит из нецензурной ругани, в то время как в итальянском или испанском, кажется, вовсе невозможно произнести ни одного бранного слова. Карахо, порко дио, ваффанкуло* — это же музыка!
Но нет, все серьезно. Языки отличаются друг от друга не только по лингвистическим характеристикам, но и по степени счастья, которое способны получить люди, на них говорящие. Ученые из Вермонтского университета в США проследили, как часто носители того или иного языка употребляют в речи позитивную и негативную лексику.
Оказалось, что самыми «счастливыми» языками являются испанский, португальский и английский, в то время как русский, корейский и китайский были признаны наиболее «несчастными». Уточним: мы говорим о языках, а не об их носителях.
Мир сквозь розовые очки
В основе исследования лежит принцип Поллианны — так в науке называется подсознательное стремление человека смотреть на мир сквозь розовые очки. Психологи описали этот феномен еще в 70-х и дали ему имя маленькой героини романа Элеонор Портер: девочка Поллианна научилась радоваться всему, что бы с ней ни происходило, и находила доводы, которые превращали любое негативное событие в позитивное.
Дальнейшие психологические исследования показали, что на бессознательном уровне ум человека ориентирован на восприятие исключительно положительных сообщений, которые касаются непосредственно его. В то же время во время деятельности сознания человеческий разум делает акцент на негативных аспектах. Такой вот парадокс.
Многие лингвисты уверены, что принцип Поллианны отражается и в языке — они утверждают, что мы не только чаще описываем события в позитивном ключе, но и имеем больше языковых средств для этого.
Искатели счастья из Вермонтского университета брали материал для своего исследования из базы Google Books на десяти самых распространенных языках мира, Twitter и субтитров для фильмов.
Однако невозможно достоверно судить о том, какой язык грустный, а какой — веселый, основываясь только на употреблении слов. Такой анализ говорит скорее о социокультурных факторах, чем о лингвистических: например, о том, какие темы в Twitter чаще затрагивают носители русского языка, а какие — испанского.
Может ли быть наука экспрессивной?
Одним из источников анализа были Google Books, а они в большинстве своем представлены научной литературой. В этой связи необходимо помнить о стилистических и этикетных тонкостях, принятых в разных культурах. Так, научный стиль русского языка стремится к объективности и обезличенности, поэтому наши научные книги не содержат оценочных слов. В то же время в англоязычной научной литературе запрета на экспрессивность нет.
Когда «нет» — это «я подумаю»
С другой стороны, в англосаксонской культуре для выражения отрицательной оценки используются перифразы и смягчающие обороты — здесь не принято выражать негатив прямо, в лоб. Еще в большей степени это проявляется на Востоке: носители японского языка, например, избегают даже самого слова «нет» — оно звучит слишком резко и грубо.
В своем исследовании ученые анализировали речь — то есть употребление слов, а не словарь, который содержит общее количество положительно или отрицательно окрашенных словарных единиц. Поэтому работа рассказывает скорее о том, носители какого языка чаще говорят о положительных или отрицательных эмоциях в своих текстах.
И хохот превращается в ржание
Для того чтобы с большей степенью достоверности рассуждать о «счастливых» и «несчастных» языках, стоит посмотреть на их словарный состав. Так, если в языке много слов, обозначающих разные виды удивления, то, скорее всего, эта эмоция важна для менталитета его носителей.
Русский язык дает хороший пример: помимо слов «грусть» и «печаль», а также менее употребительных «хандра» и «меланхолия» у нас есть еще и «тоска». Райнер Рильке писал о том, что это слово невозможно перевести на немецкий. А в русском есть и гоголевская «тоскливая песня», и есенинская «тоска бесконечных равнин».
О веселом: в нашем языке существует прекрасное слово «хохот», которое обозначает особый, открытый и здоровый смех. Но при переводе на английский глагол «хохотать» теряет свою одобрительную оценку: специальные слова guffa и roar эквивалентны скорее нашим «гоготать» и «ржать».
50 оттенков национального
У кого что болит, тот о том и говорит. Так, в языках северных народов есть длинный ряд слов для обозначения разных оттенков белого или видов снега. А австралийские аборигены используют специальные слова, чтобы обозначать типы шума — например, у них есть слово для шороха змеи в кустах.
Национальная специфика отражается не только в лексике — грамматика, наименее подвижный уровень языка, также может рассказать многое о характере и способе мышления носителей. На русском мы говорим: «Я не сплю» и «Мне не спится». Перевод на большинство языков по конструкции будет похож на английский: I can't sleep. Но в этом случае теряется очевидный нюанс русского безличного предложения: мне не спится, но я не виноват в этом, это не зависит от меня.
При чем тут капитализм?
Лингвисты различают языки по способу выражения идеи обладания, выделяя тип «иметь» и тип «быть»: «Я имею собаку» или «У меня есть собака». Есть гипотеза, что за языками типа «иметь» стоит идея активного обладания, приобретения, присвоения. Эрих Фромм даже заявлял, что капитализм и частная собственность наиболее развиты в тех странах, где говорят на языках типа «иметь» (романо-германские языки).
Говорите громче, машите руками
С выражением эмоций в языке связана и категория экспрессивности. С точки зрения русского человека наш язык выглядит менее эмоциональным, чем, например, испанский или итальянский. Очевидно, это связано с субъективной оценкой, на которую влияет фонетическая сторона, воспринимаемая русским ухом (громкость, скорость речи, интонационные контуры), и невербальная коммуникация (жесты, мимика и даже положение собеседника в пространстве).
Существует тенденция: жители южных стран склонны при общении активно жестикулировать, стоять к собеседнику ближе, чаще и активнее его касаться, что для менее тактильных культур кажется нехарактерным — и потому экспрессивным.
Фонетика же немецкого языка для русского уха звучит непривлекательно — но совсем не обязательно, что носители других языков будут воспринимать его так же. Немаловажную роль тут сыграли и исторические стереотипы: немецкий в устах солдат из фильмов о войне звучит для нас грубо и агрессивно.
Немного об эгоизме
Есть точка зрения, которая связывает национальный менталитет носителей и падежную систему языка. По сути, падежи есть способ описания отношений между разными участниками ситуации. Если в языке эти отношения объединены в какой-то падеж, значит, для говорящих это является важным или удобным. Например, в английском есть субъект и все остальные участники ситуации — здесь принципиально важно выделить субъекта, поэтому другие падежи не нужны. А вот в русском обозначение субъекта действия именительным падежом совсем необязательно — мы говорим: «Я не люблю», и «Мне не нравится», — для нас эта категория не является центральной.
Существуют языки с экзотической падежной системой. Довольно известный пример приводил американский лингвист и этнолог Эдуард Сепир, живший на рубеже XIX-XX веков. Он отмечал, что в языках аборигенов Северной Америки существовали специальные показатели падежей, чтобы конкретизировать место действия: на берегу, в море или в скалах. Очевидно, для аборигенов было важно различать это на грамматическом уровне. А вот в русском языке для реального пространства и для пространства «ментального» существует один падеж — предложный: я мечтала о новом доме, и вот я живу в новом доме. Хотя на самом деле в одном предложном падеже скрываются два, но это можно заметить не всегда: я думаю о лесе (предложный объекта), а гуляю в лесу (предложный места).
Ошибки сентимент-анализа
Исследование о веселых и грустных языках выполнялось на большом объеме данных, что очень соответствует современной научной парадигме и производит впечатление на публику. Метод, при котором языковеды автоматически определяют настроение или оценочность в тексте, называется сентимент-анализ, или анализ тональности текста. Эти методы используются не только для научных исследований, а в реальной жизни — например, в маркетинге или в политике.
Так, чтобы узнать мнение потребителей о новом продукте или зрителей — о новом фильме, компьютерные лингвисты собирают по всему интернету отзывы и исследуют их тональность: говорят о продукте / фильме чаще положительно или отрицательно. Есть подход, при котором смотрят исключительно на слова: если в отзыве есть слова «хороший», «нравится», «восторг», то такой отзыв алгоритм считает положительным, а если слова «ужасный», «разочарование», «недоволен», то, соответственно, отрицательным.
Но специалисты считают такой сентимент-анализ неточным. Ведь в отзыве может быть «Я прекрасно поспал под этот фильм», и, несмотря на слово «прекрасно», отзыв вряд ли можно считать положительным. Поэтому есть более точные подходы, основанные на машинном обучении.
17.01.2018
